Бить или не бить

В этом году тема наказания детей стала особенно острой.

Заявление РПЦ: «Не подлежит сомнению, что как Священное Писание, так и Священное Предание Православной Церкви рассматривает возможность разумного и любовного использования физических наказаний в качестве неотъемлемой части установленных Самим Богом прав родителей» и результаты опроса Левада-центра: «Родители имеют право применять физическое наказание в отношении подростков 13–14 лет, считает треть (32%) опрошенных россиян», — говорят о том, что тема эта далеко не однозначна и касается каждого из нас.

Не знаю, как в вашем детстве, а в моем на меня иногда кричали, или скорее орали; орали так, что мне казалось, вот еще немного, и мне действительно «оторвут голову», хотя для взрослых это была всего лишь удачная метафора. Меня никогда не били, только кричали, и я боялась. Боялась, что ударят и будет больно. А сейчас я боюсь, что где-то внутри меня сидит та самая клетка ДНК, отвечающая за мои взаимоотношения с ребенком, и я могу так же начать орать, входя в состояние аффекта, когда мой ребенок начнет бояться за свою безопасность. И, возможно, когда-нибудь я могу перейти ту грань, которую в нормальной жизни выставляют мои этические нормы и любовь к ребенку. Я помню про это все время, и это еще одна причина возникновения текста ниже.

Как показывают развернувшиеся обсуждения, вопрос наказаний – один из самых дискуссионных в родительской среде. С одной стороны, психологи, которые пытаются врачевать душевные травмы, оставленные, в том числе, физическим насилием, и теория привязанности, предостерегающая нас от наказаний, нарушающих самый важный детский инстинкт – привязанность к своему взрослому. С другой стороны, вековая история нашего общества, семейные паттерны, передающиеся из поколения в поколение: «Меня пороли, и, ничего, нормальным человеком вырос».

Вставать на чью-либо сторону бессмысленно, т.к. и с той и с другой стороны найдется огромное число авторитетных сторонников, и огромное число достойных биографий и семейных историй, когда кого-то били, кого-то нет, а «нормальный человек вырос».

Мне хочется привести текст психолога Людмилы Петрановской, который достаточно структурно описывает наиболее частые ситуации в семье, когда происходит насилие (текст представлен частично, полную версию смотрите по ссылке ниже ):

«Модели моделями, но давайте посмотрим теперь с другой стороны: что есть сам акт физического насилия по отношению к ребенку (во многом все это справедливо и для нефизического: оскорбления, крик, угрозы, шантаж, игнор и т. д.). Какие есть варианты? Вот что я наблюдала в жизни, в работе и в описаниях в литературе, если ничего не упустила. Буду признательна, если кто-то дополнит. Это важно понимать, чтобы можно было что-то с этим сделать. Располагаю по нарастанию жести.

Спонтанная реакция на опасность. Это когда мы ведем себя, по сути, на уровне инстинкта, как животные, в ситуации непосредственной угрозы жизни ребенка. У нас были соседи, а у них — большая старая собака колли. Очень добрая и умная, позволяла детям себя таскать за уши и залезать верхом и только понимающе улыбалась на это все. И вот однажды бабушка была дома одна со своим трехлетним внуком, что-то делала на кухне. Прибегает малыш — ревет, показывает руку — прокушена до крови, кричит: «Она меня укусила!». Бабушка в шоке — неужели собака с ума сошла на старости лет, а вдруг бешенство? Спрашивает: а что ты ей сделал? Ну, мелкий и говорит: «Ничего я ей не делал, я хотел с балкона посмотреть, а она сначала рычала, а потом …» Бабушка на балкон — там окно распахнуто и стул приставлен. Если б залез и перевесился — все, этаж-то пятый. Дальше бабушка мелкому дала по заднице, а сама села рыдать в обнимку с собакой. Что он из всей этой истории понял, я не знаю, с его точки зрения — полный сюр, но отрадно, что у него будут еще лет восемьдесят впереди на размышления, благодаря тому, что собака отступилась от своих принципов.
Попытка ускорить разрядку, см. ссылки в предыдущем посте на эту тему. Представляет собой разовый шлепок или подзатыльник. Совершается обычно в моменты раздражения, спешки, усталости. В норме сам родитель считает это своей слабостью, хотя и довольно объяснимой. Никаких особых последствий для ребенка не влечет, если потом он имеет возможность утешиться и восстановить контакт.
Стереотипное действие, «потому что так надо», «потому что так делали родители», так требуется культурой, обычаем и т. п. Присуще дисциплинарной модели. Может быть разной степени жестокости. Обычно при этом при этом не вникают в подробности проступка, мотивы поведения ребенка, поводом становится формальный факт: двойка, испорченная одежда, невыполнение поручения. Встречается чаще у людей эмоционально туповатых, не способных к эмпатии (в том числе и из-за аналогичного воспитания в детстве). Хотя иногда это просто от скудости, так сказать, арсенала воздействий. С ребенком проблемы, что делать? А выдрать хорошенько.

Для ребенка также эмоционально туповатого оно не очень травматично, ибо не воспринимается как унижение. Ребенка чувствительного может очень ранить.

Стремление передать свои чувства, «чтоб он понял наконец». То есть насилие как высказывание, как акт коммуникации, как последний довод. Сопровождается очень сильными чувствами родителя, вплоть до измененного состояния сознания «у меня в глазах потемнело», «сам не знаю, что на меня нашло» и всякое такое. Часто потом родитель жалеет, чувствует вину, просит прощения. Ребенок тоже. Иногда это становится «прорывом» в отношениях. Классический пример описан Макаренко, да и в комментах были яркие истории.

Часто бывает на фоне переутомления, нервного истощения, сильной тревоги, стресса. Последствия зависят от того, готов ли сам родитель это признать срывом и ЧС или, защищаясь от чувства вины, начинает насилие оправдывать и выдает себе индульгенцию на насилие «раз он слов не понимает». Тогда ребенок становится постоянным громоотводом для родительских негативных чувств. Со всеми вытекающими.

Неспособность взрослого переносить фрустрацию. В данном случае фрустрацией становится несоответствие поведения ребенка или самого ребенка ожиданиям взрослого. Часто возникает у людей, в детстве не имевших опыта защищенности и помощи в совладении с фрустрацией. Особенно если они возлагают на ребенка ожидания, что он восполнит их эмоциональный голод, станет «сбычей мечт», той самой «мамой, которая всегда поймет и поможет» для них самих или хотя бы «идеальным ребенком». При столкновении с тем фактом, что ребенок этого не может и/или не хочет, испытывают ярость трехлетки и себя не контролируют. Ребенка вообще-то страстно любят, но в момент приступа — люто ненавидят, то есть смешанные чувства им не даются, как маленьким детям. Воспитанники детских домов или отвергающих родителей. Иногда это психопатия.

На самом деле этот вид насилия очень опасен, так как в приступе ярости и убить можно. Собственно, именно так обычно и калечат, и убивают. Для ребенка оборачивается либо виктимностью и зависимостью, либо стойким отторжением от родителя, страхом, ненавистью.

Месть. (…)

Последствия хреновые. Аутоагрессия, суицидальное поведение ребенка. Если родитель так сильно не хочет, чтобы ребенок жил, он чаще всего слушается и находит способ. Ради мамочки. Ради папы. В более мягком варианте становится старшим и утешает — как в том же фильме. Реже — ненавидит и отдаляется.

Садизм. (…)

Последствия разные. От мазохизма и садизма на уровне девиаций до участия в рационализациях типа «меня пороли — человеком вырос». Иногда приводит к тому, что подросший ребенок убивает или калечит своего мучителя. Иногда обходится просто лютой ненавистью к родителям. Последний вариант самый здоровый при подобных обстоятельствах.

Уничтожение субъектности. (…)

Источник: http://ludmilapsyholog.livejournal.com/95237.html

наказание1

Что касается меня и моего взгляда на физическое насилие (если только оно не планомерно и не носит вид традиции/садизма/психического расстройства), то, мне кажется, это скорее некий «срыв» для родителя, и в этом срыве встречаются несколько моментов:

— идея о том, что «я имею право». Многолетняя жесткая иерархичность нашего общества давным-давно закрепила право старшего/сильного решать сложные вопросы самыми простыми для него способами, требующими наименьшего осмысления, включенности, эмпатии. Оправданий здесь тысячи, от «я решаю множество сложных вопросов, и у меня нет времени включаться в эту ерунду» до «я старше, лучше, умнее и лучше знаю».

— отсутствие ресурса. Все знают, как выглядят молодые мамы, особенно неопытные, особенно без поддержки семьи или в ситуации ограниченного бюджета. Чаще всего это молодые женщины с хроническим недосыпом и эмоционально опустошенные. Обычно у них просто нет сил, которые бы позволили ей каждые 10 минут договариваться с ребенком, искать компромиссы и придумывать хитровыверенные способы, чтобы ребенок быстро оделся в садик или доел свою кашу. Дайте девушкам выспаться и хорошенько пообедать, и вы увидите волшебство, когда «злая» мама превращается в «добрую». Если поесть и выспаться не удается, можно попробовать послушать специалистов и приобрести новые навыки управления своей энергией, умения справляться со стрессами.

— невыносимость фрустрации. В нашем обществе не любят печаль и боль. «Не плачь», «потерпи», «держи себя в руках», «не капризничай», — все это фразы, которыми мы пытаемся пресечь ребенка, выражающего свои грустные чувства или недовольство, физическую боль и отчаяние. Пресечь, т.к. сами не научились быть с этими чувствами, признавать их и пускать в свою жизнь. Единственный путь здесь – это терапия и осознанность. Начать путь к себе можно со статей специалистов об истории наших психологических процессов. Или с вебинаров о нашем внутреннем мире и структуре личности.

— незнание психологии процесса. Есть ложное мнение, что наказание «воспитывает». Ребенок посредством наказания узнает, что дурно, а что нет. На самом деле, ребенок лишь узнает, что вызывает взрослую агрессию. И тогда он будет пытаться не избежать самого поступка, а всего лишь избежать наказания (врать, скрывать, сваливать вину на другого). С точки зрения педагогики гораздо эффективнее установление правил и многократное обсуждение их с ребенком, объяснение причин таких правил и последствий, которые следуют из невыполнения.

— отсутствие навыка решения вопроса «по-другому». И это мне кажется одним из ключевых моментов. Нас просто не научили, как по-другому можно воспитывать ребенка. К счастью, и этот момент мы можем брать в свои руки: читать книги, слушать вебинары, посещать лекции и тренинги.

На мой взгляд, все средства хороши в поисках своего пути к счастливым взаимоотношениям с теми, кого мы так любим и кто дорог нам до замирания сердца. Все средства, чтобы наш ребенок никогда не сказал: «Мамочка я боюсь тебя», не вжался в стул, не съёжился, не спрятался в свою комнату, видя нашу агрессию. Все средства, чтобы они смотрели на нас с тем же доверием, как и в первый день своего рождения.

ребенок