Ладно, этот заголовок — провокация. Я с большим уважением отношусь к тому, что пишет и делает Юлия Борисовна. Но вот о чем хочу сказать.

Часто слышу про то, что «я знаю, как правильно реагировать на чувства ребёнка, знаю, что надо говорить ему, что с ним, но почему-то это его не успокаивает». Иногда даже рассказывают про то, как ребёнок недовольно говорит «мама, почему ты так странно со мной разговариваешь?»

Я сама это проходила. Даже остался один эпизод, «фотография на память»: стоит старший сын, ему года четыре-пять, он чем-то сильно расстроен, и я говорю что-то очень правильное про то, что «тебе грустно» или что-то в этом духе.

Я не помню ни чем он был расстроен, ни точные свои слова, но помню его взгляд, удивленный и испуганный. Помню, что жаловаться он резко прекратил. И ещё очень хорошо помню своё состояние: паника и отчаяние.

Паника от того, что мой ребёнок грустит. Что что-то у него не так. Огромное желание исправить это «не так», вернуть его в довольное, счастливое состояние. Отчаяние от того, что не справляюсь, делаю все правильно, а не работает: он не только не становится счастливым, но и замыкается и прекращает со мной разговаривать.

Сейчас я понимаю, что не работало.

Во-первых, хотя я внешне пыталась изобразить эмпатию и сочувствие, внутри меня было совсем другое: желание поменять состояние ребёнка. Я не выдерживала его грусть, его горе, я хотела немедленно их убрать. Я говорила вслух «ты грустишь», а про себя практически билась в истерике «прекрати так чувствовать, это невыносимо, поменяйся немедленно!». И, конечно, мой чувствительный сын считывал именно это.

Во-вторых, я была очень озабочена тем, чтобы разговаривать правильно. Я держала экзамен перед какими-то внутренними экзаменаторами на роль «хорошей матери». И проваливала его. Я произносила искусственные слова, мой ребёнок реагировал не так, как было написано в книжке, дистанция между нами увеличивалась. Я не справлялась, я была в отчаянии.

Со всей это внутренней драмой мне было не до горя ребёнка. Я тонула в собственных чувствах и не могла ничем ему помочь.

В психологии есть понятие «эмоциональное контейнирование». По простому — это способность выдерживать чужие чувства, быть рядом с человеком, испытывающим сильные чувства, не пытаясь их изменить. Когда у меня у самой много чувств, которые я не могу вынести, переварить, пережить, мой собственный «эмоциональный контейнер» переполнен, и я не могу вынести чужие чувства.

Одна из задач родителей — быть тем самым «эмоциональным контейнером» для детей. Выдерживать детские чувства. А для этого нужно научиться выдерживать свои чувства: узнавать их, уметь отделять от чувств детей, уметь себя поддерживать.

Иногда у взрослых так много своих непереносимых чувств, что нужна помощь. В частности, помощь психотерапевта, который может служить тем самым «эмоциональным контейнером». Временно, пока человек сам не научится выдерживать свои переживания, пока не научится «быть с собой рядом» в моменты, когда его захлестывают эмоции.

Если какие-то чувства детей неизменно вызывают сильные, непереносимые переживания внутри — это повод разбираться с собой. Но это не всегда (скорее редко) быстрый путь. А детям нужна наша помощь уже сейчас.

Поэтому важно почаще напоминать себе, что тот, кто прямо сейчас нуждается в помощи — это мой ребёнок. Напоминать себе, что я взрослый, тот на кого ребёнок рассчитывает. Видеть ребёнка нуждающимся в поддержке, в сочувствии.

И видеть себя нуждающимся в поддержке и сочувствии. И если мне с ребёнком одновременно плохо, сказать себе: «Я вижу, что тебе плохо. Я обещаю тебе помочь. Я не забуду, я не буду «задвигать» тебя. Но сначала я должна поддержать своего ребёнка».

Екатерина Бойдек, экзистенциальный психотерапевт

Источник